Авантюрист из «Резинотреста»

В 1927 году только что образованный Осоавиахим получил от Резинотреста хранящийся на складе в Ленинграде один из первых советских дирижаблей «Московский химик-резинщик». Дирижабль наполнили воздухом и решили перегнать в Москву. Но по дороге случился казус. Систем оповещения всяких служб охраны тогда не было, а маршруты прокладывали по прямой, без учета того, что над какими-то заводами лучше не летать.

В результате, когда дирижабль пролетал над одним из заводов в Твери, бдительная охрана открыла меткий огонь по непонятной махине, появившейся в небе над заводом. Охрана оказалась меткой, а ее винтовки вполне действенными. Дирижабль получил более полусотни пробоин и был вынужден пойти на посадку. Правда, в дальнейшем в Москве его смогли заклеить-починить, но через несколько месяцев, в следующем полете история «Московского химика-резинщика» закончилась после вынужденной посадки на деревья.

История со стрельбой по дирижаблю оказалась настолько известной в узких кругах, что в начале 1929 года Ильф и Петров в цикле «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска» опубликовали в журнале «Чудак» №8, за 1929 год, фельетон «Красный Калошник-Галошник», в котором рассказывалось как славные жители Колоколамска успешно сбили пролетающий над городом воздушный шар, чтобы на следующий день

Так вот строительство этого дирижабля «Московский химик-резинщик» организовал в ноябре 1923 года занятнейший персонаж с чудесной двойной фамилией Лежава-Мюрат. Или Мюрат-Лежава. Он себя то так, то этак называл. Этот авантюрист с членским билетом партии большевиков как раз год назад возглавил «Резинотрест», в который объединили все крупные резинотехнические производства в России.

«Московский химик-резинщик» заложили на заводе «Красный каучук» в Москве. В 1923 году этот завод благодаря НЭПу выбирался из развала военного коммунизма и начал делать такие нужные стране галоши, шины и прочую резинотехническую продукцию во все возрастающих объемах. В том числе решили построить и дирижабль для РККА. На торжественном митинге в честь закладки дирижабля Валериан Исаакович Лежава-Мюрат выдал:

(Источник: книга Алексея Белокрыса "Девятьсот часов неба. Неизвестная история дирижабля «СССР-В6»")

После торжественной речи начальство расписалось на куске материи, который вшили в носовую часть дирижабля, а потом Лежава-Мюрат склеил первый шов оболочки. Впрочем, построили этот дирижабль только через год, а первый полет он совершил и вовсе 16 июня 1925 года, после чего вскоре его разобрали и сложили в ангар на пару лет, до истории с Осоавиахимом. Лежаве-Мюрату после того митинга стало не до дирижабля, у него других дел в Резинотресте хватало.

Двадцатые годы – это не только время, когда появился союз двух знаменитых советских юмористов Ильфа и Петрова. Это еще и время, когда Родченко и Маяковский объединили усилия в создании советской рекламы. И этот тандем прославился в том числе и конструктивистскими плакатами, рекламирующими продукцию Резинотреста. Идея заказать эти рекламные плакаты Маяковскому и Родченко пришла в голову все тому же начальнику Резинотреста Лежаве-Мюрату.

Примерно в эти же бурные времена Лежаву-Мюрата склоняли в советской и эмигрантской прессе. Сначала в ноябре 1923 года ЦКК РКП провела проверку целевого использования автотранспорта, закрепленного за организациями. Проверка выявила много всего интересного, вроде поездки автомобиля спичечного синдиката в Большой театр или катания шести девиц на «моторе», закрепленном за представительством Закавказских железных дорог. По итогам проверки начальникам разных организаций прилетели выговоры по партийной линии. В числе «отличившихся» оказался и Лежава-Мюрат:

Позаботился, что называется о сотрудниках… Так вот этот выговор вызвал бурю восторгов в эмигрантской прессе, в частности, в издававшейся в Берлине газете «Руль», которая 4 декабря 1923 года в заметке «Выговоры коммунистам» с ехидцей заметила:

А ведь и правда, странно…

Что, неужели Лежава-Мюрат до революции был агентом Охранного отделения?! Ну да, был. Молодой грузин в начале XX века перебрался из родного Кутаиси в Пермь, где связался с эсдеками, а заодно работал в местной газете «Пермская жизнь» и занимался общественной деятельностью. После того как грянула Февральская революция как-то сразу оказался на посту товарища председателя Пермского Совета и даже успел выступить с зажигательной речью. Но тут революционеры добрались до бумаг пермского Охранного отделения, а там оказалось столько всего интересного о местных революционерах, в том числе и о Лежаве, что пришлось его срочно арестовать. Потому что Валериан Исаакович, как оказалось, успевал угодить и нашим, и вашим. Как и многие пламенные товарищи того времени. Попадалась мне на глаза чудесная статистика, что на эсдековских конференциях в период с 1909 по 1913 годы около половины делегатов, а то и больше, сотрудничали с охранкой. Например, об этом говорит Лев Данилкин в биографии Ленина «Пантократор солнечных пылинок».

В результате пока в Гражданскую войну один большевики делали карьеры, как Сталин в Царицыне и РВС разных фронтов, Лежава-Мюрат старательно отмывался от такого несмываемого пятна на своей репутации. Поэтому приходилось радоваться хотя бы тому, что товарищи разрешали поработать в должности «уполномоченного РВС», как это было во время переговоров с Алаш-ордой, которые от большевиков проводил как раз Лежава. Но, тем не менее, в расход не пустили, даже вроде бы сотрудничество с охранкой согласились предать забвению (до поры до времени), и ответственные посты доверили. Поэтому, после Гражданской войны, в 1922 году Валериан Исаакович Лежава стал Валерием Лежавой-Мюратом и оказался во главе Резинотреста. Где он поруководил постройкой дирижабля, и заказал Родченко и Маяковскому рекламу «Дождик дождь впустую льешь, я не выйду без галош».

Во главе «Резинотреста» Лежаве-Мюрату пришлось возрождать еле дышавшее производство тех самых галош, о которых любит вспоминать наш нынешний вождь. Дело в том, что тогда галоши были повседневной необходимостью, а их производство «архиважным» и «архинужным», как говорил вождь мирового пролетариата. И надо сказать, у Валерия Исааковича все получилось – фабрики в Москве и Петрограде-Ленинграде заработали, постепенно приближаясь к дореволюционным объемам. В благодарность от властей Лежава то огребал строгий выговор, как в истории с автомобилями. А то и вовсе оказывался на скамье подсудимых, когда в конце 1922 года на «Богатыре» испортили паровой котел и под суд загремел раздолбай кочегар, два инженера и Лежава, за то, что уволил всех, кто был причастен к аварии. Но в этот раз Лежаву оправдали после того как за него вступилась газета «Правда», очень удивившаяся тому, что директора обвиняют в увольнении виновников аварии. Что он еще должен был сделать…

Успешных советских ответственных работников регулярно переводили на другую работу, по принципу «нет таких проблем, которые были бы не по силам настоящим большевикам». Поэтому сегодня ты руководишь Резинотрестом, а завтра отправляешься торговым представителем республики Советов куда-нибудь в Афганистан. А потом можешь оказаться во главе золотых приисков.

Это не фантазия – это реальная карьера товарища Лежавы-Мюрата. После успешного возрождения Резинотреста его назначили торгпредом СССР в Афганистане. На этом посту он своими высказываниями о «торговом завоевании Афганистана» наделал много шума вплоть до дипломатических скандалов, после чего отправился через Москву на Колыму. Нет, не в качестве арестованного, а как руководитель работ по Колымскому краю треста «Союззолото». Случилось это в июне 1928 года, когда в тех краях работала Первая Колымская экспедиция. И Лежава-Мюрат опять проявил себя как энергичный хозяйственник:

Результатом Колымской экспедиции стало открытие месторождений золота, которое можно добывать в промышленных масштабах, причем объемы добычи начали быстро расти. Но в ноябре 1931 года колымские прииски подчинили «Дальстрою», а Лежава-Мюрат в дальнейшем работал в структурах ГлавСевморпути. В частности в середине 30-х годов он руководил Якутским территориальным управлением этой огромной структуры.

До «разгрузки ГУ СМП» после неудачной навигации 1937 года Лежава-Мюрат не доработал. За ним «люди с чистыми руками, холодными головами и горячими сердцами» пришли в августе 1937 года. И тут Валерию Исааковичу припомнили все: и работу на охранку, и использование машин не по назначению. Сам он признался в том, что был вражеским шпионом и всегда оставался тайным агентом контрреволюции, после чего к нему применили высшую степень социальной защиты. Случилось это 11 января 1938 года. В этот же день, по тому же списку «Москва-центр» был расстрелян за «вредительство в области недопущения новых образцов на вооружение» создатель советской ракетной программы Георгий Лангемак. Лангемак был в списке на расстрел 28-м, Лежава-Мюрат – 30-м.

-------------

Не ленитесь, ставьте лайки :) Они поднимают настроение и вместе с вашей подпиской помогают развитию канала. А еще на меня можно подписаться в Телеграме.